Неточные совпадения
Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел наливать в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую
бутылку. Он проголодался и ел и пил с
большим удовольствием и еще с
большим удовольствием принимал участие в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот, и анекдот, хотя неприличный и глупый, был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.
Но молодой человек, как кажется, хотел во что бы то ни стало развеселить меня: он заигрывал со мной, называл меня молодцом и, как только никто из
больших не смотрел на нас, подливал мне в рюмку вина из разных
бутылок и непременно заставлял выпивать.
Тут, за перегородкой, две хозяйские служанки хлопотали около двух
больших самоваров, около
бутылок, тарелок и блюд с пирогом и закусками, принесенных с хозяйской кухни.
Опять вино хотел было дорогое покупать, в рубль и
больше, да купец честный человек попался: берите, говорит, кругом по шести гривен за
бутылку, а ерлыки наклеим, какие прикажете!
Впереди его и несколько ниже, в кустах орешника, появились две женщины, одна — старая, сутулая, темная, как земля после дождя; другая — лет сорока, толстуха, с
большим, румяным лицом. Они сели на траву, под кусты, молодая достала из кармана полубутылку водки, яйцо и огурец, отпила немного из горлышка, передала старухе
бутылку, огурец и, очищая яйцо, заговорила певуче, как рассказывают сказки...
Мать быстро списывала какие-то цифры с однообразных квадратиков бумаг на
большой, чистый лист, пред нею стояло блюдо с огромным арбузом, пред Варавкой —
бутылка хереса.
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он обнимал
большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал пестрый ее платок,
бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
Самгин прошел в комнату побольше, обставленную жесткой мебелью, с
большим обеденным столом посредине, на столе кипел самовар. У буфета хлопотала маленькая сухая старушка в черном платье, в шелковой головке, вытаскивала из буфета
бутылки. Стол и комнату освещали с потолка три голубых розетки.
— Петровна, — сказала Тося, проходя мимо ее, и взмахнула рукой, точно желая ударить старушку, но только указала на нее через плечо
большим пальцем. Старушка, держа в руках по
бутылке, приподняла голову и кивнула ею, — лицо у нее было остроносое, птичье, и глаза тоже птичьи, кругленькие, черные.
Перешли в
большую комнату, ее освещали белым огнем две спиртовые лампы, поставленные на стол среди многочисленных тарелок, блюд,
бутылок. Денисов взял Самгина за плечо и подвинул к небольшой, толстенькой женщине в красном платье с черными бантиками на нем.
Внизу в
большой комнате они толпились, точно на вокзале, плотной массой шли к буфету; он сверкал разноцветным стеклом
бутылок, а среди
бутылок, над маленькой дверью, между двух шкафов, возвышался тяжелый киот, с золотым виноградом, в нем — темноликая икона; пред иконой, в хрустальной лампаде, трепетал огонек, и это придавало буфету странное сходство с иконостасом часовни.
Большой овальный стол был нагружен посудой,
бутылками, цветами, окружен стульями в серых чехлах; в углу стоял рояль, на нем — чучело филина и футляр гитары; в другом углу — два широких дивана и над ними черные картины в золотых рамах.
Было много женщин и цветов, стреляли
бутылки шампанского, за
большим столом посредине ресторана стоял человек во фраке, с раздвоенной бородой, высоколобый, лысый, и, высоко, почти над головою, держа бокал вина, говорил что-то.
Главное, он так и трепетал, чтобы чем-нибудь не рассердить меня, чтобы не противоречить мне и чтобы я
больше пил. Это было так грубо и очевидно, что даже я тогда не мог не заметить. Но я и сам ни за что уже не мог уйти; я все пил и говорил, и мне страшно хотелось окончательно высказаться. Когда Ламберт пошел за другою
бутылкой, Альфонсинка сыграла на гитаре какой-то испанский мотив; я чуть не расплакался.
В комнате стоял
большой, прекрасно сервированный стол, уставленный блюдами,
бутылками всех форм, с мадерой, бордо, и чего-чего там не было!
Хозяин пригласил нас в гостиную за
большой круглый стол, уставленный множеством тарелок и блюд с свежими фруктами и вареньями. Потом слуги принесли графины с хересом, портвейном и
бутылки с элем. Мы попробовали последнего и не могли опомниться от удовольствия: пиво было холодно как лед, так что у меня заныл зуб. Подали воды, тоже прехолодной. Хозяин объяснил, что у него есть глубокие подвалы; сверх того, он нарочно велел нахолодить пиво и воду селитрой.
(Пипу надо считать во 114 галлонов, а галлон — в 5
бутылок.) — «Куда сбывается вино?» — «
Больше в Англию да немного в самую колонию и на острова, на Маврикий».
Во второй комнате, освещенной висячею лампой, за накрытым с остатками обеда и двумя
бутылками столом сидел в австрийской куртке, облегавшей его широкую грудь и плечи, с
большими белокурыми усами и очень красным лицом офицер.
— Ну, на, возьми. Не хочу
больше, — сказала жена, отдавая ему
бутылку. — И что лопочешь без толку, — прибавила она.
Обед кончился очень весело; но когда были поданы
бутылки с лафитом и шамбертеном, Привалов отказался наотрез, что
больше не будет пить вина.
Но убранство комнат также не отличалось особым комфортом: мебель была кожаная, красного дерева, старой моды двадцатых годов; даже полы были некрашеные; зато все блистало чистотой, на окнах было много дорогих цветов; но главную роскошь в эту минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол, хотя, впрочем, и тут говоря относительно: скатерть была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две
бутылки вина, две
бутылки великолепного монастырского меду и
большой стеклянный кувшин с монастырским квасом, славившимся в околотке.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в
бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и
больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Действительно, для меня, горожанина, пустая
бутылка никакой цены не имела. Но для дикаря, живущего в лесу, она составляла
большую ценность.
Взяли с собою четыре
больших самовара, целые груды всяких булочных изделий, громадные запасы холодной телятины и тому подобного: народ молодой, движенья будет много, да еще на воздухе, — на аппетит можно рассчитывать; было и с полдюжины
бутылок вина: на 50 человек, в том числе более 10 молодых людей, кажется, не много.
Гусар вручил ему двадцать пять рублей за визит, пригласил его отобедать; лекарь согласился; оба ели с
большим аппетитом, выпили
бутылку вина и расстались очень довольны друг другом.
Наш неопытный вкус еще далее шампанского не шел и был до того молод, что мы как-то изменили и шампанскому в пользу Rivesaltes mousseux. [шипучего вина ривесальт (фр.).] В Париже я на карте у ресторана увидел это имя, вспомнил 1833 год и потребовал
бутылку. Но, увы, даже воспоминания не помогли мне выпить
больше одного бокала.
Соколовский предложил откупорить одну
бутылку, затем другую; нас было человек пять, к концу вечера, то есть к началу утра следующего дня, оказалось, что ни вина
больше нет, ни денег у Соколовского.
Где вы? Что с вами, подснежные друзья мои? Двадцать лет мы не видались. Чай, состарились и вы, как я, дочерей выдаете замуж, не пьете
больше бутылками шампанское и стаканчиком на ножке наливку. Кто из вас разбогател, кто разорился, кто в чинах, кто в параличе? А главное, жива ли у вас память об наших смелых беседах, живы ли те струны, которые так сильно сотрясались любовью и негодованием?
Заварили майорский чай, и, несмотря на отвычку, все с удовольствием приняли участие в чаепитии. Майор пил пунш за пуншем, так что Калерии Степановне сделалось даже жалко. Ведь он ни чаю, ни рому назад не возьмет — им бы осталось, — и вдруг, пожалуй, всю
бутылку за раз выпьет! Хоть бы на гогель-могель оставил! А Клобутицын продолжал пить и в то же время все
больше и
больше в упор смотрел на Машу и про себя рассуждал...
В два «небанных» дня недели — понедельник и вторник — мальчики мыли
бутылки и помогали разливать квас, которым торговали в банях, а в «банные» дни готовили веники, которых выходило, особенно по субботам и накануне
больших праздников, в некоторых банях по три тысячи штук.
А вот этот шкафчик, — мой собеседник указал на глубокую нишу, на деревянных новых полочках которой стояли
бутылки с наливками и разная посуда, — этот шкафчик ни
больше ни меньше, как каменный мешок.
В бубновском доме Галактион часто встречал доктора Кочетова, который, кажется, чувствовал себя здесь своим человеком. Он проводил свои визиты
больше с Прасковьей Ивановной, причем обязательно подавалась
бутылка мадеры. Раз, встретив выходившего из кабинета Галактиона, он с улыбкой заметил...
Мышников теперь даже старался не показываться на публике и с горя проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние годы сильно растолстел и тянул вместе с ней мадеру. За
бутылкой вина он каждый день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не даст, а
больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
Галактиона удивило, что вся компания, пившая чай в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и делу конец. В
большой столовой во всю стену был поставлен громадный стол, а на нем десятки
бутылок и десятки тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
Он, по обыкновению, был с похмелья, что являлось для него нормальным состоянием. Устенька достала из буфета
бутылку финьшампань и поставила ее на стол. Доктор залпом выпил две
больших рюмки и сразу осовел.
— И дело. Ты затеял нечто
большое и прекрасное, Лихонин. Князь мне ночью говорил. Ну, что же, на то и молодость, чтобы делать святые глупости. Дай мне
бутылку, Александра, я сам открою, а то ты надорвешься и у тебя жила лопнет. За новую жизнь, Любочка, виноват… Любовь… Любовь…
— Две
бутылки пива,
бутылку лимонаду и
больше ничего. Я не люблю, когда со мной торгуются. Если надо, я сам потребую.
Кроме отворенных пустых сундуков и привешенных к потолку мешков, на полках, которые тянулись по стенам в два ряда, стояло великое множество всякой всячины, фаянсовой и стеклянной посуды, чайников, молочников, чайных чашек, лаковых подносов, ларчиков, ящичков, даже
бутылок с новыми пробками; в одном углу лежал громадный пуховик, или, лучше сказать, мешок с пухом; в другом — стояла
большая новая кадушка, покрытая белым холстом; из любопытства я поднял холст и с удивлением увидел, что кадушка почти полна колотым сахаром.
Публика несколько раз хохотала над ним и хлопала ему, и
больше всех Николай Силыч. По окончании представления, когда все зрители поднялись и стали выходить. Николай Силыч, с другом своим Насосычем, снова отправился к актерам в уборную. Там уже для них была приготовлена на подносе известная нам
бутылка водки и колбаса.
— Прост-то прост. Представьте себе, украдется как-нибудь тайком в общую залу, да и рассказывает, как его Бобоша обделала! И так его многие за эти рассказы полюбили, что даже потчуют. Кто пива
бутылку спросит, кто графинчик, а кто и шампанского. Ну, а ей это на руку: пускай, мол, болтают, лишь бы вина
больше пили! Я даже подозреваю, не с ее ли ведома он и вылазки-то в общую залу делает.
Он вынул из холщового мешка хлеб, десяток красных помидоров, кусок бессарабского сыра «брынзы» и
бутылку с прованским маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху хлеба на три неровные части: одну, самую
большую, он протянул Сергею (малый растет — ему надо есть), другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.
— Хорошо… Вина дай, шампанского: охолодить, конечно, вели — и дай ты нам еще
бутылку рейнвейна. Вы, впрочем, может быть, за столом любите
больше красное? — обратился князь к Калиновичу.
Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько
бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца,
большой клубок красной шерсти лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
Как бывает, что вслед за одной вылившейся из
бутылки каплей содержимое ее выливается
большими струями, так и в моей душе любовь к Вареньке освободила всю скрытую в моей душе способность любви.
Пришедши на отведенную мне квартиру, я увидел на окошке стоящую низенькую клеточку, на клеточке была
большого размера хрустальная
бутылка с прозрачною водой, в ней плавали золотые рыбки, и между ними сидела на примосточке канарейка.
Тулузов на это только поклонился и в десять часов был уже в
большом доме: не оставалось почти никакого сомнения, что он понимал несколько по-французски. Ужин был накрыт в боскетной и вовсе не являл собою souper froid, а, напротив, состоял из трех горячих блюд и даже в сопровождении
бутылки с шампанским.
Но под рукою человека валялся на молодой траве
большой револьвер, недалеко от него — фуражка, а рядом с нею едва початая
бутылка водки, — ее пустое горлышко зарылось в зеленых травинках. Лицо человека было стыдливо спрятано под пальто.
Перед самым отходом поезда долговязый принес еще две
бутылки сидра,
большой белый хлеб и несколько фруктов.
Вечерело. На грязном досчатом столе возвышалось много опорожненных пивных
бутылок. Игроки, много за игрою выпившие, раскраснелись и пьяно галдели. Рутилов один сохранял обычную чахлую бледность. Он и пил меньше других, да и после обильной выпивки только бы еще
больше побледнел.
— Скотина! — Она говорила, задыхаясь и хрипя, указывая на Геза пальцем. — Это он! Негодяй ты! Послушайте, что было, — обратилась она ко мне. — Было пари. Я проиграла. Проигравший должен выпить
бутылку. Я
больше пить не могу. Мне худо. Я выпила столько, что и не угнаться этим соплякам. Насильно со мной ничего не сделаешь. Я больна.